Историософские взгляды П. Я. Чаадаева

Историософские взгляды П. Я. Чаадаева

Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856 гг.) — выдающийся русский мыслитель, лейб-гусарский офицер, участник Отечественной войны 1812 года, друг А. С. Пушкина.

С именем Чаадаева связано пробуждение русской самобытной мысли в XIX в. Его «Философические письма», опубликованные в 1836 г. в журнале «Телескоп», по словам Герцена, подобно выстрелу, раздавшемуся в темную ночь, потрясли всю мыслящую Россию. Вопросы, поставленные Чаадаевым, сохраняют свою актуальность и сегодня. Ответы — вновь призывают к дискуссии.

П. Я. Чаадаев — родоначальник самобытной историософской мысли России, гениальный критик России и пророк великого ее будущего. Как св. Исаак Сирин чувствовал «пламень вещей», так Чаадаев, по выражению В. В. Зеньковского, был наделен даром чувствовать «пламень истории», промысел Божий, действующий в ее священном течении.

Основная интуиция Чаадаева, лежащая в основании его историософии, заключается в понимании прогресса как культурной реализации Царства Божьего на земле. Христианство как духовное внутреннее явление истины Божией неизбежно должно проявлять себя во внешнем мире — в формах культуры: благоустроенности жизни, навыках сознания, действенных наставлениях в национальной традиции и т. д. Отсутствие внешнего проявления христианской культуры свидетельствует об ущербности внутреннего духовного опыта: Применяя этот критерий к оценке Европы и России, Чаадаев приходит к выводу: с одной стороны, в европейском обществе, несмотря на все незаконченное, порочное и преступное в нем, Царство Божие в известном смысле осуществлено, потому что общество это содержит начало бесконечного прогресса; с другой стороны, отсутствие христианской культуры в России заставляет усомниться в правильности духовных оснований нашего православия, которым мы кичимся.

Вслед за Гегелем Чаадаев различает Народы исторические и неисторические. Причастность внутренней идее, движущей историю к определенной цели, делает тот или иной народ историческим. Сам по себе исторический процесс не есть еще прогресс, важна не внешняя история, а внутренняя идея. Это, конечно, идея христианская, делающая исторический процесс прогрессом и обращающая прогресс в процесс достижения Царства Божия на земле. К числу неисторических народов, по Чаадаеву, относится и Россия. Под внутренней идеей, направляющей историческое развитие к определенной цели развития, Чаадаев понимает исключительно христианский идеал построения Царства Божьего на земле. Пока этот идеал реализуется только народами католического мира, однако Чаадаев не отрицает возможности вступления в число исторических народов и народов, исповедующих православие.

Суть историософского понимания России Чаадаевым может быть выражена в следующих положениях. Во-первых, Чаадаев фиксирует в фактах отечественной истории лишь глубокое действие власти и внешних обстоятельств и полное отсутствие общественной воли. Чаадаев проводит обоснование идеи выпадения России из мировой истории: «Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось». Кроме того, он утверждает идею выпадения России из собственной культуры: «Мы же, явившись на свет как незаконнорожденные дети, без наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления».

Во-вторых, понимая под историей народа не «вереницу следующих друг за другом фактов», но присутствие в каждом факте идеи, Чаадаев главный «изъян» истории России видит в том, что она представляет собой только последовательность «фактов», а не связь «идей», осуществившихся в фактах. На основании важнейшего уточнения Чаадаева о том, что «…мы никогда не рассматривали еще нашу историю с философской точки зрения», он приходит к выводу, что основная причина отсутствия исторических идей в фактах отечественной истории состоит не в отсутствии самих идей, а в недостаточной мыслительной работе по их осознанию. Из этого делается вывод: разработка русской философии истории является необходимой основой национального самосознания. «Мы будем истинно свободны от влияния чужеземных идей лишь с того дня, когда вполне уразумеем пройденный нами путь». В-третьих, Чаадаев приходит к осознанию уникальности исторических предпосылок и великой будущности России. Осознание своего призвания позволит России стать не только «умственным средоточием Европы», но и исполнить миссию вселенского масштаба. Нам необходимо понять, пишет Чаадаев, что «провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами; что оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества». Идея об уникальном «беспристрастии» русского взгляда получает дальнейшее развитие в учении Достоевского, а тезис о главенствующей роли России в осуществлении христианского идеала в мировой истории приобретает четкое понятийное оформление в концепции всеединства В. С. Соловьева и русского религиозного ренессанса.